Константин Бальмонт: «Я – изысканность русской медлительной речи…. «Я — изысканность русской медлительной речи…» К

Я – изысканность русской медлительной речи, Предо мною другие поэты – предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны. Я – внезапный излом, Я – играющий гром, Я – прозрачный ручей, Я – для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зеленого мая – Всё пойму, всё возьму, у других отнимая. Вечно юный, как сон, Сильный тем, что влюблен И в себя и в других, Я – изысканный стих.

3.Составьте схему предложения, объясн. знаки препинания. «Идея мимолетности, стремление запечатлеть уходящие мгновения, изменчивость настроений, повышенное внимание к поэтике стиха (увлечение звукописью, музыкальностью) – вот отличительные черты ранних книг К. Бальмонта». М. Стахов

1. «Будем как солнце!» – говорит поэт и называет так книгу своих стихов. 2. Призыв к людям – «Будем как солнце!» – желание непомерное. 3. Но непомерность желаний – это и есть поэт К. Бальмонт… 4. «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце» – повторяет поэт вещие слова Анаксагора… 5. Призыв «будем как солнце» оправдан тем, что оно – по слову поэта – молодое. 6. А поэт обращается к молодости… 7. Во всем Бальмонту важно было почувствовать явное или скрытое присутствие солнца. 8. Я не верю в черное начало, Пусть праматерь нашей жизни ночь, Только солнцу сердце отвечало И всегда бежит от тени прочь. 9. Тема Солнца в его победе над Тьмой прошла через все творчество Бальмонта… 10. Вместе с Бальмонтом был Белый: «За солнцем, за солнцем, свободу любя, умчимся в простор голубой!»… 11. В книге «Будем как солнце!» поэт по справедливости ставит в центре мира Солнце, источник света и совести, в прямом и иносказательном смысле этого слова…
Я не знаю мудрости, годной для других. Только мимолетности я влагаю в стих. В каждой мимолетности вижу я миры Полные изменчивой радужной игры. Не кляните, мудрые. Что вам до меня? Я ведь только облачко, полное огня. Я ведь только облачко. Видите: плыву. И зову мечтателей … Вас я не зову.

Домашнее задание 1.Выучить стихотворение: «Я-изысканность русской медлитель- ной речи…», ответить письменно на вопросы «Каким вы пред- ставляете Бальмонта? О чем он писал? Как писал?»(с исполь- зованием разных синтаксических конструкций) 2.Каким образом синтаксис работает на раскрытие смысла в стихотворении «Я не знаю мудрости, годной для других…» (письменно)

Я – изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты – предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я – внезапный излом,

Я – играющий гром,

Я – прозрачный ручей,

Я – для всех и ничей.

Переплеск многопенный, разорванно–слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,

Переклички лесные зеленого мая –

Все пойму, все возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,

Сильный тем, что влюблен

И в себя и в других,

Я – изысканный стих.

15 июня – 150 лет со дня рождения русского поэта-символиста Константина Дмитриевича Бальмонта (1867 – 1942), талантливого лирика, занимавшего не последнее место в русской поэзии начала ХХ века. К сожалению, современному читателю его неординарные стихи малоизвестны. А ведь, по словам Брюсова, Бальмонт «в течение целого десятилетия нераздельно царил над русской поэзией» (имеются в виду 1985-1904 гг.). В 1918 году в Москве были устроены своеобразные выборы «Короля поэтов», и Бальмонт, по единодушному решению, оказался на 3-м месте (после Игоря Северянина и Владимира Маяковского). Его душа всегда тяготела к вечной красоте и гармонии, любил он прикосновение к богатствам природы. Помните – «Светло-пушистая, снежинка белая, какая чистая, какая смелая!», «Поспевает брусника, стали дни холоднее, и от птичьего крика в сердце стало грустнее», «Женщина — с нами, когда мы рождаемся», «Я буду ждать тебя мучительно, я буду ждать тебя года» … Стихи Константина Бальмонта могут нравиться или оставлять равнодушными, но никто не может отрицать их необыкновенную музыкальность. «Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну. Никто не опутывает души таким светлым туманом, как Бальмонт. Никто не развевает этого тумана таким свежим ветром, как Бальмонт. Никто до сих пор не равен ему в его певучей силе. Мир без Бальмонта был бы для нас неполон» - так писал Александр Блок, который считал К.Бальмонта замечательным поэтом. Жизненный и творческий путь поэта был сложен и противоречив.

Константин Дмитриевич Бальмонт родился 15 (3) июня 1867 г. в селе Гумнище Шуйского уезда Владимирской губернии в семье небогатого помещика и дочери генерала. Считал себя потомком (по линии матери) татарского князя, чье имя переводилось как «Белый Лебедь Золотой Орды». Вырос в небогатой дворянской семье. Мать Бальмонта Вера Николаевна Бальмонт (урожденная Лебедева), была женщиной властной, сильной, высокообразованной, хорошо знала иностранные языки, много читала, не была чужда некоторого вольнодумства (в доме принимали «неблагонадежных» гостей). Она выступала в местной печати, устраивала литературные вечера, любительские спектакли. Именно она научила сына понимать красоту. «Из всех людей моя мать, высокообразованная, умная и редкостная женщина, оказала на меня в моей поэтической жизни наиболее глубокое влияние. Она ввела меня в мир музыки, словесности, истории, языкознания. Она первая научила меня постигать красоту женской души, а этой красотою, - полагаю, - насыщено все мое литературное творчество» .

Отец, Дмитрий Константинович, был председателем земской управы в городе Шуе, много сделал для распространения грамотности среди крестьян (в деревне Гумнищи на его средства была построена школа). Он оказал на поэта иное влияние: «Совсем иное сильное влияние, - и, может быть, еще более заветное, - оказал на меня отец, необыкновенно тихий, добрый, молчаливый человек, ничего не ценивший в мире, кроме вольности, деревни, природы и охоты. Не сделавшись сам охотником - с ним, еще в самом начальном детстве, я глубоко проник в красоту лесов, полей, болот и лесных рек, которых так много в моих родных местах» , - писал поэт.

В семье он был третьим сыном, всего сыновей было семеро, а дочерей – ни одной. Раннее детство будущего поэта прошло в деревне. «Мои первые шаги, вы были шагами по садовым дорожкам среди бесчисленных цветущих трав, кустов и деревьев , - писал впоследствии Бальмонт, выражаясь обычным своим вычурным слогом. - Мои первые шаги первыми весенними песнями птиц были окружены, первыми перебегами теплого ветра по белому царству цветущих яблонь и вишен, первыми волшебными зарницами постигания, что зори подобны неведомому Морю и высокое Солнце владеет всем» . Бальмонт много вспоминал свое детство, детские впечатления – описывая все это с умилением. Эта «детскость» в нем сохранялась всю жизнь – друзья считали ее искренней, недруги – притворной. И те, и другие имели основания для такого суждения. Но все же, в какие бы бездны не бросался поэт впоследствии, то, что от природы душа его была отзывчивой, доброй и чистой – это истинная правда.

Читать будущий поэт научился самостоятельно в пять лет, подсматривая за матерью, которая обучала грамоте старшего брата. Растроганный отец подарил Константину по этому случаю первую книжку, «что-то о дикарях-океанийцах». Мать познакомила сына с образцами лучшей поэзии. «Первые самые сильные воспоминания порядка литературного на меня оказали народные песни. Русские народные сказки, стихи Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Кольцова, Никитина, Некрасова, - немного позднее - Жуковского. Первая повесть, прочитанная мною на шестом году жизни, была какая-то полусказочная повесть из жизни океанийцев, но я помню лишь, что книжечка была тонкая и в синем переплете и в ней были картинки очень желтого цвета, одна картинка изображала коралловые острова, покрытые пальмами, - и я так ее запомнил, что, когда в 1912 году впервые увидел коралловые острова в Тихом океане, приближаясь к Тонга, Самоа и Фиджи, я вздрогнул и в каком-то запредельном свете почувствовал себя в усадьбе Гумнищи пятилетним ребенком ». Вместе с тем, — «…Моими лучшими учителями в поэзии были — усадьба, сад, ручьи, болотные озерки, шелест листвы, бабочки, птицы и зори» — вспоминал он в 1910-х.

Когда пришло время отдавать старших детей в школу, семья переехала в Шую. Однако переезд в город не значил отрыва от природы. Шуйский дом Бальмонтов, окруженный обширным садом, стоял на живописным берегу реки Тезы; кроме того, отец, страстный любитель охоты, часто наведывался в Гумнище. Костя сопровождал его чаще других. В 1876 г. Бальмонт поступил в подготовительный класс гимназии. Сначала учился хорошо, потом ученье наскучило, и внешняя успеваемость снизилась, зато пришла плодотворная пора запойного чтения: Майн Рид и Гоголь, Диккенс и Пушкин, Гюго и Лермонтов – одно книжное впечатление сменяло другое, многие книги – французские и немецкие – мальчик читал в подлиннике. Под впечатлением прочитанного он сам начал писать стихи: «В яркий солнечный день они возникли, сразу два стихотворения, одно о зиме, другое о лете ». Первые пробы пера не понравились матери, и это на какое-то время остановило его, серьезное же сочинительство началось с 16 лет.

В 17 лет, будучи еще гимназистом, Бальмонт стал участником революционного кружка. Обращение к революции было, как многое в его жизни, - от противного: «Потому что я был счастлив, и мне хотелось, чтобы всем было так же хорошо. Мне казалось, что, если хорошо лишь мне и немногим, это безобразно ». Через некоторое время деятельностью кружка заинтересовалась полиция, некоторые члены его были арестованы, некоторые – в том числе и Бальмонт – отчислены из гимназии. Мать стала добиваться для сына возможности доучиться в другом месте, в конце концов, разрешение было получено: Бальмонт был принят в гимназию г. Владимира. Жить ему пришлось на квартире у учителя греческого языка, который ревностно исполнял обязанности «надзирателя». Когда в декабре 1885 г. Бальмонт опубликовал свои первые стихи в журнале «Живописное обозрение», «надзиратель» был весьма недоволен и запретил подопечному подобные опыты вплоть до окончания гимназии. Неудивительно, что от гимназии у Бальмонта остались самые тяжелые впечатления.

«Кончая гимназию во Владимире-губернском, я впервые познакомился с писателем , - вспоминал Бальмонт, - и этот писатель был не кто иной, как честнейший, добрейший, деликатнейший собеседник, какого когда-либо в жизни приходилось мне встречать, знаменитейший в те годы повествователь Владимир Галактионович Короленко ». Писатель приехал во Владимир, и знакомые Бальмонта передали ему тетрадь стихов начинающего поэта. Короленко отнесся к ним серьезно и, прочитав стихи, написал гимназисту обстоятельное письмо: «Он писал мне, что у меня много красивых подробностей, успешно выхваченных из мира природы, что нужно сосредоточивать свое внимание, а не гоняться за каждым промелькнувшим мотыльком, что никак не нужно торопить свое чувство мыслью, а надо довериться бессознательной области души, которая незаметно накопляет свои наблюдения и сопоставления, и потом внезапно все это расцветает, как расцветает цветок после долгой невидной поры накопления своих сил ».

В 1886 г. Бальмонт поступил на юридический факультет Московского университета. Юридические науки привлекали его мало – он по-прежнему предпочитал самообразование, изучал языки и, как многие вольнолюбивые молодые люди, увлекался освободительными идеями. Вскоре в университете был введен новый устав, ограничивавший права студентов, начались студенческие волнения, зачинщики были отчислены. Среди зачинщиков оказался и Константин Бальмонт. Три дня пришлось провести ему в Бутырской тюрьме. Потом он прожил год в родной Шуе, много читал, увлекся поэзией Шелли. В 1888 г. Бальмонт возобновил занятия в Московском университете, но опять ненадолго. Он жаловался на «нервное расстройство». Но главной причиной была любовь.

В сентябре 1888 г., находясь в Шуе, Бальмонт познакомился с «ботичеллиевской красавицей», Ларисой Михайловной Гарелиной, и учеба отошла на второй план. Мать Бальмонта резко воспротивилась, когда сын заговорил о женитьбе. Тем не менее, юноша был непреклонен в своем решении и готов был порвать с собственной семьей. «Мне еще не было двадцати двух лет, когда я, бросив университет, в 1889 г. женился на красивой девушке , - вспоминал он, - и мы уехали ранней весной, вернее, в конце зимы, на Кавказ, в Кабардинскую область, а оттуда по Военно-Грузинской дороге в благословенный Тифлис и Закавказье ». Брак оказался неудачным. Поссорившись с родителями, Бальмонт рассчитывал жить литературным трудом, но первый его поэтический сборник, вышедший в 1890 г., успеха не имел и почти не расходился. Жена не сочувствовала ни его литературным устремлениям, ни его революционным настроениям. К тому же, была страшно ревнива, а еще – пристрастилась к вину. Начались ссоры. Первый ребенок умер, второй – сын Николай – впоследствии страдал нервным расстройством.

В 1890 г. семейные неурядицы едва не стоили поэту жизни. Его стали посещать мысли о смерти, и 13 марта 1890 г. он выбросился из окна. Травмы, хотя и тяжелые, непоправимых последствий не имели, если не считать хромоты, которая осталась у поэта навсегда. Как многие люди, чудом спасшиеся от смерти, Бальмонт счел, что это спасение не случайно, и что в жизни его ждет высокое предназначение. Он еще более укрепился в решении заняться литературой и исполнился несокрушимой веры в себя. Выздоровев, отправился в Москву, чтобы завести литературные знакомства. Начало литературной деятельности его не было легким. «Мои первые шаги в мире поэтическом, вы были осмеянными шагами по битому стеклу, по темным острокрайним кремням, по дороге пыльной, как будто не ведущей ни к чему ».

Востребован он был, прежде всего, как переводчик. Его приняли несколько редакций, но особую поддержку оказал ему профессор Николай Ильич Стороженко. «Он поистине спас меня от голода и как отец сыну бросил верный мост, выхлопотав для меня у К.Т. Солдатенкова заказ перевести «Историю скандинавской литературы» Горна-Швейцера, и, несколько позднее, двухтомник «Истории итальянской литературы» Гаспари. Третьим другом моих первых шагов в литературе был наш великолепный москвич, знаменитый адвокат, князь Александр Иванович Урусов. Он напечатал мой перевод «Таинственных рассказов» Эдгара По и громко восхвалял мои первые стихи, составившие книжки «Под северным небом» и «В безбрежности »». Бальмонт очень много переводил. Ему принадлежит один из переводов «Слова о полку Игореве», переводы К. Марло, О. Уайльда и других, болгарской, литовской, армянской, испанской, грузинской поэзии. Но по-настоящему удачны его переводы были тогда, когда в переводимом поэте он находил родственную душу. Родным духом был для него Шелли. Не менее родным – Эдгар По:

Там жила и цвела та, что звалась всегда, называлася Аннабель-Ли…

В течение четырех или пяти лет ни один журнал не хотел его печатать. «Первый сборник моих стихов , - говорит он, - который я сам напечатал в Ярославле (правда, слабый), не имел, конечно, никакого успеха. Первый мой переводный труд (книга норвежского писателя Генриха Иегера о Генрихе Ибсене) был сожжен цензурой. Близкие люди своим отрицательным отношением значительно усилили тяжесть первых неудач ». Но весьма скоро имя Бальмонта, сначала как переводчика Шелли, а со средины 1890-х годов - как одного из наиболее ярких представителей русского «декадентства», приобретает очень громкую известность. Особенно после выхода в свет книги стихов «Под северным небом» (1894) и сборника «Горящие здания» (1900).

В позднем творчестве он клялся в любви к «Одной», «Единственной», «Белой Невесте». Но кто она – похоже, он и сам до конца не понимал: слишком много женщин было в его жизни. Большинство биографов поэта склонно думать, что это – его вторая жена, Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт (1867 – 1952), которую он сам называл «своей Беатриче», и которая в конце жизни написала о нем подробнейшие воспоминания. Она писала о поэте: «Он жил мгновеньем и довольствовался им, не смущаясь пестрой сменой мигов, лишь бы только полнее и красивее выразить их. Он то воспевал Зло, то Добро, то склонялся к язычеству, то преклонялся перед христианством ». Она происходила из богатой купеческой семьи и считалась завидной невестой, была образованна (училась на Высших женских курсах), замуж не спешила, хотя была хороша собой: высокая (выше Бальмонта), тонкая, с прекрасными черными глазами. Поэт был женат, а родители Екатерины Алексеевны – благочестивы. Влюбленным было запрещено видеться, но они обходили запреты. На момент знакомства с Андреевой развод Бальмонта был делом предрешенным, но далеко не решенным. Впрочем, Екатерину Алексеевну, в отличие от ее родителей, этот вопрос волновал мало. В конце концов, не дожидаясь официального решения Синода, она, переупрямив родителей, переселилась к поэту. «Со мной моя «черноглазая лань », - радостно сообщает Бальмонт матери 21 июня 1896 г.

Бракоразводный процесс завершился 29 июля того же года, и решение его было неутешительным: жене дозволялось вступить во второй брак, а мужу – запрещалось навсегда. Но это препятствие было преодолено: отыскав какой-то документ, где жених значился неженатым, влюбленные обвенчались 27 сентября 1896 г., а на следующий день выехали за границу, во Францию. За границей молодые жили в Париже, Биаррице, ездили в Кельн. Бальмонт занимался изучением языков и литературы. Весной – летом 1897 г. состоялась поездка в Лондон, где Бальмонт читал лекции по русской литературе. А осенью, оставив жену в Париже, поэт отправился в Россию – готовить к изданию свой следующий сборник – «Тишина», вышедший в свет в январе 1898 г.

Константин Бальмонт и Мира Лохвицкая

Наиболее видное место в творчестве Бальмонта заняла его «поэтическая дружба» с поэтессой Миррой Лохвицкой. Именно она нетерпеливо ждала возвращения Бальмонта из-за границы. Мирра Александровна Лохвицкая была на два года моложе Бальмонта, печататься начала позже, но тогда, в середине 90-х гг., была более известна. Природа наградила ее яркой южной красотой, экзотическое имя «Мирра» (переделанное из обычного «Мария») очень шло к ее внешности. Мемуаристы, вспоминавшие Лохвицкую, в основном единодушны в своих восторгах. «И все в ней было прелестно: звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая, легкая шутливость », - писал строгий к собратьям по перу Бунин. Среди литературных романов рубежа веков роман Бальмонта и Лохвицкой – один из самых нашумевших и самый неизвестный. Их стихотворный диалог длился на протяжении почти десяти лет. Переписка не сохранилась – ни с той, ни с другой стороны. Остались только многочисленные стихотворные послания. Бальмонт был смелее в посвящениях, у него есть стихи с прямым посвящением Лохвицкой. Вот одно из них:

Я знал, что однажды тебе увидав,

Я буду любить тебя вечно.

Из женственных женщин богиню избрав,

Я жду – я люблю – бесконечно.

И если обманна, как всюду, любовь,

Любовью и мы усладимся.

И если с тобою мы встретимся вновь,

Мы снова чужими простимся.

А в час преступленья, улыбок и сна,

Я буду – ты будешь – далеко.

В стране, что для нас навсегда создана,

Где нет ни любви, ни порока.

Словно темные силы подступили к нему. Сначала поэта постигло тяжелое испытание в семье. Уезжая в Москву, он оставил Екатерину Алексеевну беременной, и возвращался как раз к ее родам. Но роды оказались неудачными. Ребенок родился мертвым, у матери началась родильная горячка. Врачи объявили, что надежды нет. Из Москвы приехали родные – прощаться, но больная не умирала. Несколько месяцев она находилась между жизнью и смертью. Все материальные заботы о лечении родственники взяли на себя. Бальмонт оказался не у дел, и с горя запил, а вскоре «заболел» сам - очень странной болезнью.

«С именем Бальмонта, «талантливого поэта», всегда связывалось представление как о человеке беспутном, пьянице, чуть не развратнике , – писала позднее Е.А. Андреева. – Только близкие люди знали его таким, как я, и любили его не только как поэта, но и как человека. И все они соглашались со мной, что Бальмонт был прекрасный человек. Откуда такое противоречие в суждениях? Я думаю, это происходило от того, что в Бальмонте жило два человека. Один – настоящий, благородный, возвышенный, с детской и нежной душой, доверчивый и правдивый, а другой, когда он выпьет вина, полная его противоположность: грубый, способный на все самое безобразное… Ясно, что это был недуг. Но никто не мог мне объяснить его ». Нина Петровская, познакомившаяся с Бальмонтом в начале 1900-х гг., поставила диагноз его загадочной «болезни»: «Бальмонт страдает самым обыкновенным раздвоением личности. В нем словно два духа, две личности, два человека: поэт с улыбкой и душой ребенка, подобный Верлену, и рычащее безобразное чудовище » Предпосылки этой раздвоенности существовали в нем и раньше, но только теперь они развились в полной мере. Бальмонт сознавал это за собой, но не стремился исправиться или исцелиться:

Возвращение к жизни, иль первый сознательный взгляд.

Почему ж это «или»? – я их вопрошаю в ответ. –

Разве места обоим в душе зачарованной нет?

Осенью 1898 г. Бальмонт с женой вернулись в Россию. «Россия была именно влюблена в Бальмонта ,- свидетельствует Тэффи. – Все, от светских салонов до глухого городка где-нибудь в Могилевской губернии, знали Бальмонта. Его читали, декламировали и пели с эстрады. Кавалеры нашептывали его слова своим дамам, гимназистки переписывали в тетрадки: «Открой мне счастье, Закрой глаза...» Либеральный оратор вставлял в свою речь: «Сегодня сердце отдам лучу...» А ответная рифма звучала на полустанке Жмеринка-товарная, где телеграфист говорил барышне в мордовском костюме: «Я буду дерзок – я так хочу »».

Получив запрет на проживание в столичных городах, Бальмонт стал чаще бывать за границей. Сначала он уехал туда с Екатериной Алексеевной и маленькой дочкой Ниной, «Ниникой», как ее звали в семье, родившейся в декабре 1900 г. Уследить за всеми его перемещениями довольно сложно. Варшава, Париж, Оксфорд, поездки в Испанию. В Париже он сблизился с молодым поэтом Максимилианом Волошиным, в котором обрел настоящего друга на долгие годы. В Париже Бальмонт читал лекции. После одной из них к нему подошла молодая девушка, Елена Константиновна Цветковская, студентка математического факультета Сорбонны и страстная поклонница его поэзии. Бальмонт не испытывал к ней страсти, но вскоре Елена стала ему необходима, только с ней он мог говорить обо всем, она одна готова была бросаться во все его бездны. Естественно, Екатерину Алексеевну ее постоянное присутствие не радовало. Постепенно сферы влияния разделились, Бальмонт то жил с семьей, то уезжал с Еленой. Так, в 1905 г. они вместе отправились в Мексику, где провели три месяца.

Константин Бальмонт и Елена Цветковская Вторая половина 1930-х гг.

В июле 1905 г. Бальмонт вернулся в Россию. Лето провел с семьей на берегу Финского залива, в Эстонии, где писал книгу «Фейные сказки» – немного переслащенные, но обаятельные детские стихи для четырехлетней Ниники. Вернувшись осенью в Москву, с головой окунулся в революционную стихию – участвовал в митингах, произносил зажигательные речи. Семейная его жизнь окончательно запуталась. В декабре 1907 года у Е.К. Цветковской родилась дочь, которую назвали Миррой – в память Лохвицкой, на стихи которой он продолжал откликаться и после ее смерти. Появление ребенка окончательно привязало Бальмонта к Елене Константиновне. Он не хотел уходить и от Екатерины Алексеевны, и, похоже, охотно устроил бы для своих жен подобие гарема, но Екатерина Алексеевна была категорически против. В 1909 г. Бальмонт совершил новую попытку самоубийства: снова выбросился из окна, – и снова уцелел.

Он по-прежнему много читал и переводил, много ездил, и в 1912 г. совершил почти что кругосветное путешествие: обогнув Африку вдоль западного побережья, добрался до Океании, а оттуда через Индию и Суэцкий канал вернулся в Европу. Путешествие обогатило Бальмонта впечатлениями, но не сказалось принципиально на его стиле. В 1913 г. в связи с амнистией, приуроченной к 300-летию царствующей династии, Бальмонт вернулся в Россию. Встречали его восторженно, хотя эта восторженность была в значительной мере данью прошлому – за семь лет отсутствия «золотовласого поэта» появились новые кумиры. В те годы у писателей обычным явлением были турне по России. Несколько таких турне совершил и Бальмонт. В одну из поездок он посетил Грузию, в другую – города Севера России, Поволжье, Сибирь. Сопоставив заморскую экзотику с реалиями родной страны, Бальмонт сделал выбор в пользу России. Впечатления от увиденного во время этих российских турне явились ресурсом последнего, эмигрантского периода творчества поэта. В 1917 г. выходит сборник «Сонеты солнца, меда и луны». В нем предстает уже новый Бальмонт – в нем еще много претенциозности, но все-таки больше душевной уравновешенности, которая гармонически вливается в совершенную форму.

Отношение Бальмонта к революции было типичным для творческой интеллигенции: восторг перед Февралем и разочарование после Октября. Первые годы после революции Бальмонт жил в Москве. «И теперь узнал поэт золотовласый, что есть печка дымная, что есть работа в одной комнате с женой и дочкой, что есть пуд картошки мерзлой, на себе тащимой с Курского вокзала. Но все так же, не теряя жизненности, силы и веселья, пробегает он по правой стороне Арбата, ловя взоры девушек » (Зайцев Б.К.). В эти годы он очень сблизился и подружился с Мариной Цветаевой. Не родственные друг другу в творческом отношении, они нашли чисто человеческий контакт. «Мне всегда так радостно с ней быть, когда жизнь притиснет особенно немилосердно , – писал Бальмонт, вспоминая эти годы. – Мы шутим, смеемся, читаем друг другу стихи. И хотя мы совсем не влюблены друг в друга, вряд ли многие влюбленные бывают так нежны и внимательны друг к другу при встречах ».

Жить, тем не менее, было очень тяжело. У Елены Константиновны началась чахотка, врачи говорили, что она не выживет. Мирра тоже болела и слабела. Так что отъезд Бальмонта за границу был мотивирован совсем не политически. Политика его в этот период не занимала. Уже в эмиграции он вспоминал случай, как его вызвали в ЧК. Дама-следователь спросила: «К какой политической партии вы принадлежите? » – «Поэт » – ответил Бальмонт. В 1920 г. Бальмонт уехал из России. Уезжая, он надеялся вернуться. Но вскоре стало ясно, что это невозможно – он так навсегда и остался во Франции.

Незадолго до отбытия Бальмонта за границу в его первой семье произошло знаменательное событие: дочь Нина, едва достигнув восемнадцати лет, вышла замуж за художника Льва Александровича Бруни. Родители были недовольны ранним браком – хотя и так получилось, что молодые ждали свадьбы около двух лет: первый раз Ниника заговорила о замужестве, когда ей было шестнадцать. Удивительным образом, юная девушка оказалась духовно и житейски мудрее своих «продвинутых» родителей. Брак оказался исключительно счастливым.

С 1921 года Бальмонт официально утвердился в статусе белого эмигранта, однако «не пришёлся ко двору» в эмигрантских кругах. В эмиграции завязался последний большой его роман с княжной Дагмар Шаховской, которая родила ему еще двоих детей: сына Георгия и дочь Светлану. Бальмонт был с ней в постоянной переписке, сообщал все подробности своей жизни. Из писем видно, что свою странную семью он воспринимал едино: три жены, каждая из которых по-своему любима, дети, («сестрички» и «братик»), еще один член семьи – «Нюша», Анна Николаевна Иванова, племянница Е.А. Андреевой, женщина кроткая, тихая, самоотверженная, которой поэт был когда-то кратковременно увлечен, и которая на всю жизнь осталась в двусмысленной роли «мироносицы» при нем и при его семье. «Последним романом» назвала Екатерина Алексеевна дружбу Бальмонта с больной юной поэтессой Таней Осиповой, жившей в Финляндии. Два года обменивался поэт с Таней письмами, стихами, цветами, поддерживая волю двадцатилетней девушки в борьбе за жизнь. Эта история любви нашла отражение в очерке поэта «Весна пришла», опубликованном в журнале «Перезвоны» за 1929 год.

В эмиграции Бальмонт жил в бедности, граничившей с нищетой. Первое время он мог еще переписываться с родными в России, со временем переписка прекратилась – для оставшихся на родине это было опасно. Материальная стабильность – хотя бы относительная – окончательно рухнула с неудачным замужеством дочери Мирры. Ни достатка, ни лада в ее семье не было, но один за другим появлялись дети, содержать которых не находилось средств. Литературные гонорары приносили гроши; основная и постоянная поддержка исходила от других государств, создавших в 1920-е гг. фонды помощи русским писателям. Бальмонт был в числе тех, кто пользовался этими ежемесячными субсидиями. Время от времени поступали деньги от меценатов или поклонников. Тем не менее, средств не хватало.

Бальмонт оказался в положении человека глубоко обиженного, отторгнутого от всего близкого и дорогого, к тому же без всяких средств к существованию. В жизнь вошла настоящая нищета и полное забвение, в связи с чем у него начали проявляться признаки душевной болезни. Он очень тосковал по родине. Именно в эмиграции, в нужде, болезнях, лишениях, неизбывной тоске по России явился новый Бальмонт – замечательный русский поэт, до сих пор не оцененный по достоинству. В 1923 году Бальмонт одновременно с М. Горьким и И. Буниным был номинирован Р.Ролланом на Нобелевскую премию по литературе.

Бальмонт был возмущён безразличием западноевропейских литераторов к происходившему в СССР, и это ощущение накладывалось на общее разочарование всем западным жизненным укладом. Европа и прежде вызывала в нём горечь своим рациональным прагматизмом. Ещё в 1907 году поэт замечал: «Никто здесь не читает ничего. Здесь все интересуются спортом и автомобилями. Проклятое время, бессмысленное поколение! Я чувствую себя приблизительно так же, как последний Перуанский владыка среди наглых испанских пришельцев » — писал он в 1927 году. Последние годы жизни поэт пребывал попеременно то в доме призрения для русских, который содержала М. Кузьмина-Караваева, то в дешёвой меблированной квартире. Последние дни поэта в декабре1942 года прошли в оккупированном немцами Париже. Немцы относились к больному поэту равнодушно. Он же их ненавидел за то, что они напали на его Родину. Все его думы о России и последние строки посвящены ей.

Константин Дмитриевич Бальмонт мечтал умереть на родине и просил похоронить его в Москве на Новодевичьем кладбище. Но судьба распорядилась по-своему. Умер поэт 23 декабря 1942 года в Париже и был похоронен там же, где жил последние годы. Проводить его в последний путь пришли всего несколько человек. На парижском кладбище стоит скромное надгробие, на котором высечено: «Constantin Balmont, pote russe». Из воспоминаний Б.К. Зайцева: «Он горестно угасал , – вспоминал Зайцев, – и скончался в 1942 г. под Парижем в местечке Noisy-le-Grand, в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым. Но вот черта: этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, утехам ее и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвел на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния – считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить. Все христианство, все Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь. Верю, твердо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту ».

В историю русской литературы Бальмонт вошел как поэт, переводчик, эссеист и историк литературы. Им написано 35 поэтических сборников, около 20 книг. Он писал: «Четыре стихии владеют судьбою и Пушкина и Тургенева: Россия, Природа, Женщина, Красота. Я разумею красоту гармонического содержания, красоту художественного творчества ». Эти слова можно поставить эпиграфом ко всему творчеству поэта и его биографии. Бальмонт писал: «Поэт открыт душою миру, а мир наш — солнечный, в нем вечно свершается праздник труда и творчества, каждый миг создаётся солнечная пряжа, – и кто открыт миру, тот, всматриваясь внимательно вокруг себя в бесчисленные жизни, в несчетные сочетания линий и красок, всегда будет иметь в своём распоряжении солнечные нити и сумеет соткать золотые и серебряные ковры ». Прочитайте стихи Бальмонта, и вы будете очарованы мелодической лентой его поэзии. В музыкальных строках его поэзии звучат грациозная меланхолия Шопена и величие вагнеровских аккордов – светозарных струй, горящих над бездною хаоса. В его стихотворных красках разлита нежная утонченность Боттичелли и пышное золото Тициана. В своих стихах К.Бальмонт пытается показать нам прелесть необыкновенно-сказочной природы.

В. Ходасевич: «Он радовал и огорчал, восхищал и сердил. Но, как о первой любви, мне трудно о нем говорить спокойно и «беспристрастно. … Его поэзия стала частью той действительности, в которой мы живем, она входит в тот воздух, которым мы дышим. Мир без Бальмонта был бы для нас неполон. Бальмонт стал частью не только моей биографии, но и вашей, читатель, - даже в том случае, если вы думаете, что поэзия не играет в вашей жизни большой роли ».

«Если бы мне дали определить Бальмонта одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: Поэт » – писала Марина Цветаева в очерке «Слово о Бальмонте». И, поясняя свою мысль, продолжала: «Не улыбайтесь, господа. Этого бы я не сказала ни о Есенине, ни о Мандельштаме, ни о Маяковском, ни о Гумилеве, ни даже о Блоке, ибо у всех названных было еще что-то кроме поэта в них. Большее или меньшее, лучшее или худшее, но – еще что-то. В Бальмонте, кроме поэта в нем, нет ничего… на Бальмонте – в каждом его жесте, шаге, слове – клеймо – печать – звезда поэта ». В других своих эссе Цветаева говорит о «нерусскости» Бальмонта: «В русской сказке Бальмонт не Иван-Царевич, а заморский гость, рассыпающий перед царской дочерью все дары жары и морей. У меня всегда чувство, что Бальмонт говорит на каком-то иностранном языке, каком – не знаю, бальмонтовском ».

У Брюсова есть стихи, посвящённые К. Бальмонту:

Твои стихи – как луч случайный

Над вечной бездной темноты.

И вот – мучительною тайной

Во мгле заискрились цветы.

Покорны властному сиянью,

Горят и зыблются они,

И вдаль уходят, легкой тканью

Сплетая краски и огни.

Но дрогнет ветер, налетая,

Узоры взвеет и порвет.

И тот же луч, дрожа и тая

Бессильно в бездну упадет.

Вспомним стихи поэта:

Я Русский

Я русский, я русый, я рыжий.

Под солнцем рожден и возрос.

Не ночью. Не веришь? Гляди же

В волну золотистых волос.

Я русский, я рыжий, я русый.

От моря до моря ходил.

Низал я янтарные бусы,

Я звенья ковал для кадил.

Я рыжий, я русый, я русский.

Я знаю и мудрость и бред.

Иду я - тропинкою узкой,

Приду - как широкий рассвет.

* * *

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

* * *

Уходит светлый май. Мой небосклон темнеет.

Пять быстрых лет пройдет,- мне минет тридцать лет.

Замолкнут соловьи, и холодом повеет,

И ясных вешних дней навек угаснет свет.

И в свой черед придут дни, полные скитаний,

Дни, полные тоски, сомнений и борьбы,

Когда заноет грудь под тяжестью страданий,

Когда познаю гнет властительной судьбы.

И что мне жизнь сулит? К какой отраде манит?

Быть может, даст любовь и счастье? О нет!

Она во всем солжет, она во всем обманет,

И поведет меня путем тернистых бед.

И тем путем идя, быть может, падать стану,

Утрачу всех друзей, моей душе родных,

И,- что всего страшней,- быть может, перестану

Я верить в честь свою и в правду слов своих.

Пусть так. Но я пойду вперед без колебанья -

И в знойный день, и в ночь, и в холод, и в грозу:

Хочу я усладить хоть чье-нибудь страданье,

Хочу я отереть хотя одну слезу!

* * *

Женщина — с нами, когда мы рождаемся,

Женщина — с нами в последний наш час.

Женщина — знамя, когда мы сражаемся,

Женщина — радость раскрывшихся глаз.

Первая наша влюбленность и счастие,

В лучшем стремлении — первый привет.

В битве за право — огонь соучастия,

Женщина — музыка. Женщина — свет.

* * *

О, женщина, дитя, привыкшее играть

И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,

Я должен бы тебя всем сердцем презирать,

А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!

Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,

Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,

Для прихоти твоей я душу погублю,

Все, все возьми себе - за взгляд очей прекрасных,

За слово лживое, что истины нежней,

За сладкую тоску восторженных мучений!

Ты, море странных снов, и звуков, и огней!

Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

Я буду ждать

Я буду ждать тебя мучительно,

Я буду ждать тебя года,

Ты манишь сладко-исключительно,

Ты обещаешь навсегда.

Ты вся - безмолвие несчастия,

Случайный свет во мгле земной,

Неизъясненность сладострастия,

Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою,

Лицом, всегда склоненным ниц,

Своей неровною походкою

Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие,

И знаю, не затмит слеза

Твои куда-то прочь глядящие,

Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости,

Уста к устам, прильнуть ко мне,

Но я не знаю высшей сладости,

Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная

Иль нерожденная звезда,

Но буду ждать тебя, желанная,

Я буду ждать тебя всегда.

Нежнее всего

Твой смех прозвучал, серебристый,

Нежней, чем серебряный звон,-

Нежнее, чем ландыш душистый,

Когда он в другого влюблен.

Нежней, чем признанье во взгляде,

Где счастье желанья зажглось,-

Нежнее, чем светлые пряди

Внезапно упавших волос.

Нежнее, чем блеск водоема,

Где слитное пение струй,-

Чем песня, что с детства знакома,

Чем первой любви поцелуй.

Нежнее того, что желанно

Огнем волшебства своего,-

Нежнее, чем польская панна,

И, значит, нежнее всего.

* * *

Можно жить с закрытыми глазами,

Не желая в мире ничего,

И навек проститься с небесами,

И понять, что все кругом мертво.

Можно жить, безмолвно холодея,

Не считая гаснущих минут,

Как живет осенний лес, редея,

Как мечты поблекшие живут.

Можно все заветное покинуть,

Можно все навеки разлюбить.

Но нельзя к минувшему остынуть,

Но нельзя о прошлом позабыть!

* * *

Нам нравятся поэты,

Похожие на нас,

Священные предметы,

Дабы украсить час,-

Волшебный час величья,

Когда, себя сильней,

Мы ценим без различья

Сверканья всех огней,-

Цветы с любым узором,

Расцветы всех начал,

Лишь только б нашим взорам

Их пламень отвечал,-

Лишь только б с нашей бурей

Сливался он в одно,

От неба или фурий,-

Не все ли нам равно!

Безглагольность

Есть в русской природе усталая нежность,

Безмолвная боль затаенной печали,

Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,

Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-

Над зябкой рекою дымится прохлада,

Чернеет громада застывшего бора,

И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.

Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

Луга убегают далёко-далёко.

Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,

В прохладную глушь деревенского сада,-

Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,

И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,

И сделали ей незаслуженно больно.

И сердце простило, но сердце застыло,

И плачет, и плачет, и плачет невольно.

* * *

Будем как Солнце! Забудем о том,

Кто нас ведет по пути золотому,

Будем лишь помнить, что вечно к иному,

К новому, к сильному, к доброму, к злому,

Ярко стремимся мы в сне золотом.

Будем молиться всегда неземному,

В нашем хотеньи земном!

Будем, как Солнце всегда молодое,

Нежно ласкать огневые цветы,

Воздух прозрачный и все золотое.

Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,

Будь воплощеньем внезапной мечты!

Только не медлить в недвижном покое,

В Вечность, где новые вспыхнут цветы.

Будем как Солнце, оно — молодое.

В этом завет красоты!

Жар-Птица

То, что люди называли по наивности любовью,

То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью,

Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу,

Как поймать ее, я знаю, но другим не расскажу.

Что другие, что мне люди! Пусть они идут по краю,

Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю.

То, что в пропастях и безднах, мне известно навсегда,

Мне смеется там блаженство, где другим грозит беда.

День мой ярче дня земного, ночь моя не ночь людская,

Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая.

И меня поймут лишь души, что похожи на меня,

Люди с волей, люди с кровью, духи страсти и огня!

Снежинка

Светло-пушистая,

Снежинка белая,

Какая чистая,

Какая смелая!

Дорогой бурною

Легко проносится,

Не в высь лазурную,

На землю просится.

Лазурь чудесную

Она покинула,

Себя в безвестную

Страну низринула.

В лучах блистающих

Скользит, умелая,

Средь хлопьев тающих

Сохранно-белая.

Под ветром веющим

Дрожит, взметается,

На нем, лелеющем,

Светло качается.

Его качелями

Она утешена,

С его метелями

Крутится бешено.

Но вот кончается

Дорога дальняя,

Земли касается,

Звезда кристальная.

Лежит пушистая,

Снежинка смелая.

Какая чистая,

Какая белая!

Осень

Поспевает брусника,

Стали дни холоднее,

И от птичьего крика

В сердце стало грустнее.

Стаи птиц улетают

Прочь, за синее море.

Все деревья блистают

В разноцветном уборе.

Солнце реже смеется,

Нет в цветах благовонья.

Скоро Осень проснется

И заплачет спросонья.

Анютины глазки

Анютины глазки,

Жасмин, маргаритки,

Вы — буквы на свитке

Поблекнувшей сказки.

Вы где-то дышали,

Кому-то светили,

Без слез, без печали,

Вы жили, вы были.

И вот чрез мечтанья,

Воздушны и зыбки,

Вы шлете сиянья,

Дарите улыбки.

Вы шлете мне ласки,

В бессмертном избытке,

Жасмин, маргаритки,

Анютины глазки.

Гвоздики

Когда расцветают гвоздики в лесах,

Последние летние дни истекают.

В гвоздиках июльские дни замыкают

Ту юную кровь, что алеет в лучах.

И больше не вспыхнут, до нового года,

Такие рубины, такая свобода.

Узорное окно

На бледно-лазурном стекле

Расписаны ярко узоры.

Цветы наклонились к земле,

Скала убегает к скале,

И видно, как дремлют во мгле

Далекие снежные горы.

Но что за высоким окном

Горит нерассказанным сном,

И краски сливает в узоры?

Не дышит ли там Красота

В мерцании мира и лени?

Всхожу,- и бледнеет мечта,

К печали ведет высота,

За ярким окном пустота,-

Меня обманули ступени.

Все дремлет в немой полумгле,

И только на мертвом стекле

Играют бездушные тени.

Вот и Солнце, удаляясь на покой,

Опускается за сонною рекой.

И последний блеск по воздуху разлит,

Золотой пожар за липами горит.

А развесистые липы, все в цвету,

Затаили многоцветную мечту.

Льют пленительно медвяный аромат,

Золотой пожар за тканями ветвей

Изменяется в нарядности своей.

Он горит как пламя новых пышных чар,

Лиловато-жёлто-розовый пожар.

(урок обобщения изученного по теме "Серебряный век русской поэзии")

При проведении урока используется проецирование слайдов через мультимедиапроектор.

Слайд №1 открывает урок.

Учитель:

"Я - изысканность русской медлительной речи. Предо мною другие поэты - предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны",-

сказал в начале прошлого века символист Бальмонт о себе, но эти слова характеризуют не только его творчество, а целый период в развитии русской поэзии - СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК.

(Демонстрируется слайд №2. Ученикам предлагается записать тему урока, сообщается его цельобобщение и систематизация изученного материала. Ставится задача- оформлять модули, проецируемые на экран, как связные высказывания с учетом заданий, которые будут звучать в ходе урока.)

Слайд №3. "Серебряный век- это... "

Учитель: Пестрота, многообразие форм, направлений, литературных школ, которые характеризовали литературу этого времени, стали причиной таких же разнообразных, порой взаимоисключающих оценок. Как только не называли этот период: музыкой толстых, русским Ренессансом, литературной цивилизацией, расцветом модернизма... Опираясь на содержание слайда, запишите высказывание о многообразии критических оценок Серебряного века, располагая их в любом логическом порядке. Оценку, которая кажется вам более справедливой, поставьте на последнее место и аргументируйте свой выбор.

Слайд №4. "Золото" и "серебро" русской поэзии".

Учитель: Когда мы говорим о "серебряном веке", то в памяти возникает другое понятие - "золотой век"- и его олицетворение- Пушкин. Пушкина называют "солнцем русской поэзии", а солнце, как известно, золотого цвета. Какие еще ассоциации возникают у вас в связи со словом "золото"? А со словом "серебро"? (Скорее всего, примеры, которые назовут дети, составят антонимичные пары: солнце - луна, радость - грусть, роскошь - сдержанность и т.п. и совпадут с теми словами, которые высветит слайд. А если будет названо что-то неожиданное и оригинальное, появится повод отметить нестандартность мышления ребенка.) Составьте высказывание, сравнив черты двух поэтических веков, и добавьте к имеющимся еще одну - свою - ассоциацию. Дополните высказывание размышлением о том, противостоят ли друг другу эти периоды или они кажутся вам этапами единого процесса развития литературы.

Слайд №5. "Связь СеребряtJого века с предшествующей литературой" .

Учитель: Думаю, что для вас очевидна связь Серебряного века с предшествующей мировой и русской литературой. Прежде всего, поэтам 20 века был родствен Пушкин с его "всемирной отзывчивостью", но близки им были и другие классики: Тютчев, Фет, Чехов, Достоевский, Некрасов. Соотнесите названные фамилии с отличительными чертами творчества каждого из них. Какие из этих черт вы можете отнести к нескольким литераторам? Добавьте то, что вы считаете важным для характеристики творчества писателя в плане связи его метода с эпохой, о которой идет речь.

Слайд №6. "Вклад Серебряного века в русскую литературу".

Учитель: Русский модернизм связывают обычно с творчеством символистов, акмеистов и футуристов. Вспомните, что ценного внесли представители этих течений в развитие поэтического искусства, соотнесите элементы левой части слайда с элементами правой части. Запишите это в виде высказывания, расширив его своими примерами.

Далее ученикам дается немного времени на корректировку своих записей и кому-нибудь из них предлагается прочитать написанное. Может быть, чтение вызовет вопросы или возражения у тех, кто подошел к какому-либо утверждению иначе- тогда урок примет форму дискуссии, что для старшеклассников весьма ценно, так как вопросы литературы в выпускном классе довольно сложны и требуют серьезного обсуждения. Завершая разговор, учитель скажет, что записи этого урока помогут написать сочинение. По сути дела, в тетради у каждого ученика остался планконспект на тему "Серебряный век русской поэзии".

После "сухой теории" детям целесообразно предложить еще раз вспомнить поэтов, которых называют индивидуальностями Серебряного века. На экране высвечиваются строки, фотографии, имена А. Блока, Н.Гумилева, В. Маяковского, А.Ахматовой, М. Цветаевой.

Учитель: По словам философа Н. Бердяева, в России до революции образовалось как бы две расы. Одна предчувствовала обновление жизни, предвосхищала его, а другая начала новую жизнь строить. Встретившись, эти две расы не узнали друг друга. Первой жертвой непонимания пал Гумилев; в тот же год в отсутствии "звуков" умер Блок; не выдержав одиночества, ушли из жизни Есенин, Маяковский, Цветаева; Ахматова говорила, что ее новые стихи не хотят печатать, а старые- перепечатывать. Но поэт всегда жив для своих читателей. Давайте послушаем те стихи, которые вы считаете наиболее близкими своему пониманию, ваши любимые стихи.

В сопровождении слайдов это чтение будет звучать проникновенно и выразительно, поверьте. Обязательно примите в нем участие сами.

Заключительный этап - проверказнания фактического материала и" чутья языка". У детей на столе лежат листы, на одной стороне которых- клауз-тесты (отрывки из стихотворений с пропущенными словами), а на другой - таблица. Ее начинаем заполнять в первую очередь. В таблице 5 строк и 5 столбцов. Каждая строка имеет свое название:

1 - "И это все о них";

2 - "Поэты о Пушкине" ;

3 - "Поэты друг о друге" ;

4 - "Крылатые фразы";

5 - "Названия сборников".

Учитель читает факты биографии, цитату, а ученики пишут в соответствующем окне фамилию поэта, к которому сказанное имеет отношение. 5 строка заполняется иначе: услышав фамилию, дети пишут в окне названия книг этого автора

После заполнения таблицы на обратной стороне листа ученики дописывают пропущенные слова (эпитеты, сравнения), указывают автора и название произведения.

На эту работу не требуется много времени, но она даст возможность проявить себя самому внимательному и чуткому читателю.

В качестве заключения урока учитель выберет то, что ему ближе: музыку, песню на стихи кого-нибудь из поэтов, фонозапись, воспоминания современников; обязательным считаю лишь одно совет читать стихи "при любой погоде".

Материалы к уроку

Таблица "И это все о них"

1. Писать стихи она начала в 6 лет, причем не только по-русски, но и по-немецки, и по-французски. В 16 лет совершила самостоятельную поездку в Париж, где в Сорбонне прослушала курс старофранцузской литературы. (Цветаева)

2. На экзамене в гимназии священник спросил его, что такое "око" . Он ответил: "Три фунта" (так было по-грузински). Из-за этого чуть не провалился, поэтому возненавидел сразу- все древнее, все церковное. (Маяковский)

3. Бессистемное образование, которое она получила, вполне соответствовало складу ее характера: кажется, она одинаково бурно увлекалась стихами, музыкой, танцами, живописью, верховой ездой. (Гиппиус).

4. Закончив учительскую школу, работал приказчиком в мясной лавке, подчитчиком в типографии Сытина, служил санитаром в военном эшелоне. После Февральской революции дезертировал из армии и вернулся на родину. (Есенин)

5. В его биографию вместились три судьбы - поэта, военного и путешественника. И в каждой из этих судеб он достиг своей вершины. (Гумилев)

Поэты о Пушкине

1. О Александр! Ты был повеса,

Как я сегодня хулиган.

2. Смуглый отрок бродил по аллеям,

У озерных грустил берегов.

(Ахматова)

3. Пушкин! Тайную свободу пели мы вослед тебе.

Дай нам руку в непогоду, помоги в немой борьбе.

4. Может, я один действительно жалею,

Оттого что нету Вас в живых.

(Маяковский)

5. Бич жандармов, Бог студентов,

Желчь мужей, услада жен - Пушкин.. .

(Цветаева)

Поэты друг о друге:

1. Имя твое - птица в руке,

Имя твое - льдинка на языке,

Одно-единственное движенье губ,

Имя - твое - пять букв.

(Цветаева о Блоке)

2. Да это ведь из хора - балалаечник!

(Маяковский о Есенине)

3. Златоустой... - всея Руси

(Цветаева об Ахматовой)

4. У него глаза такие,

Что запомнить каждый должен...

(Ахматова о Блоке)

5. Много храмов разрушил,

А этот - ценней всего.

Упокой, господи, душу усопшего врага своего.

(Цветаева о Маяковском)

Крылатые фразы:

1. Моя милиция меня бережет.

Здесь будет город-сад.

Твори, выдумывай, пробуй!

(Маяковский)

2. Лицом к лицу лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

3. И вечный бой! Покой нам только снится.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.

4. Любовь покоряет обманно...

Быть поэтом женщине - нелепость.

(Ахматова)

5. Закон звезды и формула цветка.

Голод голодных и сытость сытых!

Мне нравится, что вы больны не мной...

(Цветаева)

Названия сборников

Блок ("Город", "Страшный мир", "Родина")

Гумилев ("Путь конквистадоров" , "Колчан", "Костер", "Шатер")

Ахматова ("Четки", " Вечер" , "Подорожник" , "ANNO DOMINI")

Есенин ("Радуница", "Исповедь хулигана", "Москва кабацкая" , "Ключи Марии")

Маяковский ("Я!", "Война и мир", "Простое как мычание").

Клауз-тест

1. Вдали он подобен... (ЦВЕТНЫМ) парусам корабля

И бег его плавен, как... (РАДОСТНЫЙ) птичий полет,

Я знаю, что много... (ЧУДЕСНОГО) видит земля,

Когда на закате он прячется в... (МРАМОРНЫЙ) грот.

(Гумилев)

2. На... (ЗАКАТ) ты розовый похожа

И, как... (СНЕГ) , лучиста и светла.

3. Сонм видений и идей

Полон до крышки.

Тут бы и у медведей

(ВЫРОСЛИ БЫ КРЫЛЫШКИ). (МАЯКОВСКИЙ)

Звенела музыка в саду

Таким... (НЕВЫРАЗИМЫМ) горем.

...(СВЕЖО) и... (ОСТРО) пахли морем

На блюде... (УСТРИЦЫ ВО ЛЬДУ) . (АХМАТОВА)

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось:

И... (ЗОЛОТО) волос. (ЦВЕТАЕВА)

Вы говорили:

"Джек... (ЛОНДОН), деньги, любовь, страсть",- а я одно видел: вы- ... (ДЖИОКОНДА), которую... (НАДО УКРАСТЬ)! (МАЯКОВСКИЙ)

И веют... (ДРЕВНИМИ) поверьями

Ее... (УПРУГИЕ) шелка,

И шляпа с... (ТРАУРНЫМИ) перьями,

И в кольцах... (УЗКАЯ) рука. (БЛОК)

Внимание будет уделено периоду зрелого творчества поэта, когда он являлся центральной фигурой декадентско-символистского течения. В этот период он выпустил три сборника поэзии: «Горящие здания» (1900), «Будем как солнце» (1903) и «Только любовь» (1903).
В историю русской литературы поэт вошел как один из виднейших представителей первого символистского поколения - так называемого «старшего символизма».
Внимание будет уделено именно зрелому периоду творчества, потому что в это время поэтические возможности Константина Бальмонта достигли вершины своего развития. Он использовал мощь русского языка, экспериментировал, создавал неологизмы, прибегал к фонетической стороне слов, придавал большое значение не только смыслу стихотворений, но и к их музыкальности.
Эта тема является актуальной, поскольку исследований направленных на особенности поэтического языка Константина Бальмонта нет. Внимание обычно уделяется литературной стороне наследия поэта, и это неудивительно, так как он опубликовал 35 сборников поэзии, 20 книг прозы, занимался переводами Перси Шелли, Уильяма Блейка, Шарля Бодлера, Оскара Уайльда, Руставели, испанских песен, словацкого, грузинского эпоса, югославской, болгарской, литовской, мексиканской, японской поэзии. Он является автором автобиографической прозы, мемуаров, филологических трактатов, историко-литературных исследований и критических эссе. За всей этой творчески плодовитой работой трудно проанализировать особенности его поэтического языка, исследователей чаще привлекают мотивы, темы и образы творчества Константина Бальмонта.
Поэтический язык, бессомненно, отличается как от языка прозаических произведений, так и от языка, которым мы пользуемся в повседневной жизни. Это язык, у которого эстетическая направленность. Поэтический язык, художественная речь, - это язык поэтических, стихотворных и прозаических литературных произведений, система средств художественного мышления и эстетического освоения действительности.
В отличие от обычного, практического языка, у которого основной является коммуникативная функция, у поэтического языка доминирует эстетическая функция, реализация которой сосредоточивает большее внимание на самих языковых представлениях (фонических, ритмических, структурных, образно-семантических), так что они становятся самоценными средствами выражения. Общая образность и художественная неповторимость литературного произведения воспринимаются через призму поэтического «я» художника.
В отличие от обычного языка, первичной моделирующей системы, исходной «картины мира», поэтический язык является по своей природе вторичной моделирующей системой, как бы надстраиваемой над первой и творчески воспринимаемой благодаря проекции на неё.
Эстетический знак, образ предстаёт как семантически «колеблющийся», многоплановый, а потому и побуждающий читателя к его творческому восприятию.
Эстетический знак, слово, словосочетание, конструкция, текст как элементы вторичной смоделированной системы в его сопоставлении с обычным знаком первичной системы, реальности характеризуется рядом специфических свойств. Эстетический знак имеет не стандартную, общепринятую, а особую художественную форму. Она характеризуется необычной сочетаемостью с другими словами, экспрессивной, словообразовательной, морфологической структурой, инверсией, подчёркнутой фонической организацией.
Разграничение обычного (практического) и поэтического языков, то есть собственно коммуникативной и поэтической функций языка важно для анализа поэтического текста.
Период зрелого творчества поэта открывается сборником стихотворений «Горящие здания» - и это пик популярности Константина Бальмонта, к нему приходит всероссийская известность, он становится центральной фигурой русской символистской поэзии.
Чтобы проанализировать особенности поэтического языка Бальмонта, необходимо проследить эволюцию мировоззренческих ориентиров, ведь именно этим можно объяснить выбор лексики и поэтических фигур.
Раннее творчество Бальмонта в идейно-философском отношении считалось во многом вторичным: увлечение идеями «братства, чести, свободы» было данью общим настроениям поэтического сообщества. Главенствующими темами его творчества были христианское чувство сострадания, восхищение красотой религиозных святынь.
Затем поэт увлекается идеями Фридриха Ницше о сверхчеловеке, и тональность стихотворений меняется, меняется лексика.
Для поэзии зрелого Бальмонта характерна масштабность и всеохватность: здесь эпоха Ивана Грозного и Бориса Годунова, скифские набеги и Древняя Русь, Запад и Восток («Скифы», «Опричники», «В глухие дни», «Смерть Димитрия Красного», «Как испанец», «Замок Джэн Вальмор», «Чары месяца», «Исландия», «Воспоминания», «Индийский мотив», «Индийский мудрец» и др.).
Я буду рассматривать лингвистические особенности поэтического языка Константина Бальмонта в период зрелого творчества. Задачи этой работы: во-первых, нужно рассмотреть особенности фонетической организации стихотворений.
Во-вторых, исследовать выбор лексики, выяснить, какие слова наиболее частотны в поэзии зрелого периода, нейтральны слова или экспрессивны, лексика абстрактна или конкретна и т.д.
В-третьих, изучить синтаксическую организацию стихотворений, выяснить, какими риторическими фигурами пользуется Константин Бальмонт.
Для поэтического языка Бальмонта характерна экспрессивность. Экспрессивность (буквальный перевод - «выразительность», от латинского expressio - выражение) - свойство определенной совокупности языковых единиц, обеспечивающее их способность передавать субъективное отношение говорящего к содержанию или адресату речи, а также совокупность качеств речи или текста, организованных на основе таких языковых единиц. В широком смысле - повышенная выразительность произведения искусства, достигаемая всей совокупностью художественных средств, и зависящая от манеры исполнения и характера работы художника.
В узком смысле - проявление темперамента художника. Бальмонт был приверженцем культа музыкальности стихотворения, а это вытекает из импрессионизма, из почитания «мимолетностей», из любви к туманным и изменчивым настроениям. Асоциальность и нелюбовь к земному породили склонность к отвлеченным словам. Неологизмы Бальмонта - тоже обычно абстрактные слова. Даже пытаясь воссоздать народные былины, Бальмонт не может не злоупотреблять отвлеченными понятиями.
Бальмонт прибегает к использованию аллитерации. Аллитерация – это повторение одинаковых или однородных согласных в стихе, придающее ему особую звуковую выразительность в стихосложении.
Также использует ассонансы. Ассонанс - это повторение гласных звуков в высказывании. В поэзии имеет другие употребления - для описания поэтической фонетики. Так называется рифма, в которой совпадают только ударные гласные звуки, а также повторение в стихе однородных гласных звуков.
Любит использовать приём анафоры – лексической, морфемной, синтаксической. Анафора - стилистическая фигура, состоящая в повторении сродных звуков, слова или группы слов в начале каждого параллельного ряда, то есть в повторении начальных частей двух и более относительно самостоятельных отрезков речи.
Для поэзии Бальмонта характерны черты импрессионизма: он способен поймать мимолетное мгновение жизни. Бальмонт очень мелодичен и музыкален.

Фонетика

Зрелый период творчества Константина Бальмонта открывается сборником «Горящие здания», который был опубликован в 1900 году.
Константин Бальмонт знал множество языков и переводил поэтические произведения на русский язык. Он уделял внимание не только смысловой нагрузке слова, но и придавал словам фонетически привлекательный облик.
И для подтверждения истинности своих слов, он подбирает именно те слова и те конструкции, которые фонетически это доказывают: для подтверждения первой строки – выбрана такая конструкция, которая медленна при прочтении, а в последней строке – фонетика сама говорит за себя, слова, так сказать, поют, гневаются и нежны:

Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.

Согласно фоносемантическому анализу, проведённому на сайте http://www.teron.fatal.ru/servisfonosemantika.php, слово «нежные» имеет «медленную» выраженность признака, слово «гневные» - «сильный, мужественный» признак, «звоны» - опять-таки, «сильный, мужественный»! иначе говоря, Константин Бальмонт уделял большое внимание фонетическому облику стихотворений, и весьма преуспел в этом лоне, о чём свидетельствует современный фоносемантический анализ.
Бальмонт был приверженцем культа музыкальности стихотворения, а это вытекает из импрессионизма, из почитания «мимолетностей», из любви к туманным и изменчивым настроениям.
Что касается фонетики, то Константин Бальмонт сам занимался исследованием русского языка. Вот что он пишет в своей работе «Русский язык»: «Из всех слов могучего и первородного русского языка, полногласного, кроткого и грозного, бросающего звуки взрывным водопадом, журчащего неуловимым ручейком, исполненного говоров дремучего леса, шуршащего степными ковылями, поющего ветром, что носится и мечется и уманивает сердце далеко за степь, пересветно сияющего серебряными разливами полноводных рек, втекающих в синее море, - из всех несосчитанных самоцветов этой неисчерпаемой сокровищницы, языка живого, сотворенного и, однако же, без устали творящего, больше всего я люблю слово – воля». Этими словами можно объяснить выбор лексики Бальмонтом, который часто был именно фонетически мотивированным.
В сборнике «Только любовь» Константин Бальмонт использует своё любимое слово 6 раз, в сборнике «Горящие здания» - 4 раза, в книге «Будем как Солнце» - 6 раз. Почему же слово воля любимое у поэта? Об этом он тоже пишет в своей работе: «Уже один его внешний вид пленителен. Веющее в, долгое, как зов далекого хора, о, ласкающее л, в мягкости твердое утверждающее я. А смысл этого слова - двойной, как сокровища в старинном ларце, в котором два дна. Воля есть воля-хотение, и воля есть воля-свобода. В таком ларце легко устраняется разделяющая преграда двойного дна, и сокровища соединяются, взаимно обогащаясь переливаниями цветов. Один смысл слова воля, в самом простом, изначальном словоупотреблении, светит другому смыслу, в меру отягощает содержательностью и значительностью его живую существенность». Современный фоносемантический анализ не противоречит словам поэта и выдаёт следующие признаки слова: большой, величественный, могучий, радостный, красивый, сильный, светлый.
Иначе говоря, Бальмонт любит обращаться к музыкальности слов, иногда даже жертвуя смыслом. Внимание к переменчивым состояниям природы и внутреннего мира человека сформировало импрессионистскую поэтику Бальмонта. Поэт внес серьезный вклад в техническое совершенствование русского стиха. Он умело, хотя и излишне часто использовал аллитерации, ассонансы и разнообразные типы словесных повторов. Стихотворения Бальмонта воздействуют на слушателя не столько смыслом слов, сколько звуковой «ворожбой». Ради нужных ему звуков поэт готов был пожертвовать ясностью смысла, синтаксическим разнообразием и даже лексической сочетаемостью слов (как, например, в строчке чуждый чарам чёрный челн).
Или же в стихотворении «Чёт и нечёт», где строка, вынесенная в название стихотворения, часто повторяется, звуча, как заклинание. Иногда к ней добавляются слова, усиливающие влияние ч: «чет и нечет протечет», «чет и нечет вас влечет». В этом же стихотворении и обилие повторов сонорных:

Звук неясный,
Безучастный,

Нет, не верю,
И в потерю

Утром рано,
Из тумана

И в каждой строке повторяются одни и те же согласные звуки:

И осветит,
И заметит

Ночью, скучно,
Однозвучно,

Верьте, верьте
Только смерти!

На примере этого стихотворения мы видим, что Константин Бальмонт сильно, в некоторых случаях даже излишне много опирается на фонетику, музыкальность стихотворения.
Если взять стихотворение «Безглагольность», то увидим, что ритм стиха завораживает, чередование шипящих с мягкими, длящимися концовками слов (- ны, -ла, -но, -ло,- ли,- оя,- ое) придает поэтическому веществу особую нежность, почти физически ощущаемую.

Лексика

Утверждая образ сильного героя, «стихийного гения», «сверхчеловека», Бальмонт восторженно восклицает:

О, блаженство быть сильным и гордым
и вечно свободным!
«Альбатрос»

В этом и проявляется тяготение Бальмонта к крайностям, масштабу, категоричности, превосходству. Это отражается на лексике. Слово вечно употребляется поэтом 20 раз в сборнике, а ведь у этого слова весьма категоричная семантика. К примеру:

В мире согласный,
Вечно ясный
«Чёт и нечёт»

Для придания превосходства, крайнего, Бальмонт использует слово сверхземной 2 раза в сборнике:

Были черты сверхземного лица

Покажи нам черты сверхземной красоты

Если ранний период творчества был окрашен в мрачные тона, то зрелый период – светлый. Слово светлый употребляется Константином Бальмонтом 25 раз в сборнике:

От нескромных укрытые светлою мглой горизонта,

Нежнее, чем светлые пряди

И вдруг вернись к бесстрастию, как светлый дождь в реку.

Слово белый употребляется поэтом 9 раз за сборник стихотворений:

А мертвый, стоя, белый, пел псалмы,

Отделился в полумгле Белый призрак Джамиле

Всё это придаёт определённую светлую тональность «Горящим зданием».
Язык лирики Бальмонта отличается экспрессивностью:

Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Если горящие здания мы представить можем, то кричащая буря – это яркий образ, который мы можем только прочувствовать. Предложение это стоит через запятую с предыдущим – как продолжение семантического ряда, как градация лирического настроения стихотворения.
Сборник «Горящие здания» имеет знаменательный подзаголовок: «Лирика современной души». В представлении Бальмонта это душа, которая открыта всей благодати и всем соблазнам мира. Вдыхая «полную свободу», в своём принятии существующего она не знает никаких запретов, табу, ограничений. Но при этом нельзя говорить о душе цельной, напротив – она расколота противоречиями, потому что мир, в который она пришла и хочет полюбить, всё же во многом её отталкивает и отвращает. В целом ряде стихотворений зрелого Бальмонта нарисована негативная картина мира, которая запечатлена уже в более резких тонах, нежели это было в его юношеской, ранней лирике. Вот она – раздробленность того лирического «я», стоящего за стихотворениями Бальмонта, множественность лиц лирического героя, множественность масок, которые лирический герой примеряет одна за другой: свободный, кочующий скиф; гордый и мрачный паладин – крестоносец; близнец императора Нерона, прославившегося своим беззаконием; часовой, охраняющий сон своих товарищей; скорпион, погибающий во имя своей гордыни; испанец, опьянённый своей и чужой кровью, который желает быть «первым в мире»; «избранный, мудрый и посвящённый» царь и поэт, «брат ветра», «сын солнца» и так далее.
Эти бесконечные трансформации лирического героя сопровождены сменой окружающей его обстановки, декораций, которые создают необходимый колорит. Пышности книг Бальмонта соответствовала и структура сборников – со множеством разделов, подразделов, циклов, которые сопровождены эпиграфами, почерпнутыми из разнообразных источников, полные образами древних и редких культур, плюс изысканные изречения. Благодаря таким орнаментам, пробивая тьму веков, проливается свет забытых культур и цивилизаций, оттеняющих творчество самого поэта. Отсюда и обилие экзотизмов и разнообразие лексики. Это и обуславливает выбор лексики.
Для поэта характерны слова, которые придают яркую образность стихотворению – чего только стоит название – «Кинжальные слова», о которых так грезит Константин Дмитриевич. Очень точная метафора, которая подходит для целого сборника поэта. У него практически нет слов, которые были бы лишены экспрессии, точнее, они есть, но не на них ставится акцент. «Кинжальные слова» - раньше, в предыдущей литературе – мы не могли увидеть подобное сочетание. Какой талант художника слова – сравнить слово, на вид безобидное, бестелесное – с кинжалом. Какая сильная символика – кинжал поневоле ассоциируется с кровью, смертью, темпераментом. И вот это соединение на первый взгляд несоединимых слов – создаёт неповторимость стиля Бальмонта. Согласно фоносемантическому анализу слово кинжальные имеет горячую, быструю выраженность признака – чего, по-видимому, и добивался поэт, чтобы слово подсознательно действовало, как и сам предмет.
Поэт в своих строках использует эффект парадокса:

О, человек, спроси зверей,
Спроси безжизненные тучи!
К пустыням вод беги скорей,
Чтоб слышать, как они певучи!

В этих строках мы сталкиваемся с парадоксальными сочетаниями слов, в которых, на первый взгляд не имеют семантической сочетаемости: «безжизненные тучи», «пустыни вод», которые, к тому же, ещё и «певучи».
Константин Бальмонт любит использовать категоричность языка, он имеет склонность к выражениям, несущим смысл превосходности, крайней степени.
Константин Бальмонт экспериментирует с лексикой. Поэт создаёт неологизмы, но они тоже абстрактны, как и большинство слов, которыми пользуется Бальмонт. Таким примером может служить слово, вынесенное в название стихотворения: «Немолчные хвалы» или же в «Круговороте» вечность – безбольная, в «Майя» лицо – сверхземное, в «И да, и нет» - благостыня, в «Папоротнике» - златоцветный, сверхземной является и красота, многочудный, мечта трикратная, убеленные, нежно-светлоткаными». Слово безбольный он употребляет 3 раза, сверхземной - 2 раза, златоцветный - 2 раза в сборнике «Горящие здания». Из этого можно сделать вывод, что Константин Бальмонт не сомневался в удачности созданных им слов, потому что не останавливался на одноразовом употреблении собственных неологизмов, но и пользовался им далее, на ряду с каноническим, словарными, общеупотребительными словами. То есть он считал их равноценными.
Создаётся словесная гиперболизация: неотцветающих цветов, непогибающих садов. Это тоже характерно для сборника «Горящие здания», где очень часто поднимается вопрос о вечности: в вечных чашах, бессмертны, безбрежны.
Бальмонту характерны сочетания, которые, как кажется, антонимичны. Вот строка из сонета «Утопленники»: «Будь проклята! Будь проклята! Аминь!». Создаётся эффект парадокса за счёт введения в ряд контекстуальных синонимов, которые вне этого контекста так и останутся по разные стороны баррикад.
Интересно сочетание незасвеченных звезд в «Заколдованной деве». Перед нами вновь предстаёт бальмонтовский неологизм. Вновь – отвлечённо-абстрактный характер, но один этот неологизм даёт весьма сильный образ, символ, который несёт в себе лексически сильную энергетику.
Болезненное тяготение художника ко всякого рода «пропастям» и ко всяческой «дисгармонии» («Любя, убить – вот красота любви»). Бальмонт, в полном согласии с другими декадентами, объяснял как попытку «разгадать вечное явление мирового зла» - во имя истинной любви к добру (Бодлер, к примеру, «жил во зле, добро любя»), Однако такие благомерные толкования, кончено, ничего не меняли по существу: именно в стихах с инфернальной окраской поэт наиболее погружался в обесчеловеченную стихию декаданса. Но именно в этих словах – яркая, насыщенная эмоциональность языка, контрастность. Слова, подобранные поэтом – насыщены семантически и экспрессивно. И ту самую дисгармонию мира не отразить иначе, кроме как пользуясь антитезой. Построены сочетания по принципу антитезы, но и сам Бальмонт говорит о «различии»:

Что в мире я ценю, - различность сочетаний:
Люблю Звезду морей, люблю змеиный грех.
И в дикой музыке отчаянных рыданий
Я слышу дьявольский неумолимый смех

Снова – экспрессивность слов, выбраны крайние, полярные слова: выше звезды человек ничего не видит, больше греха преступления нет, рыдание - крайнее проявление отчаяния, хуже дьявола нет ничего. Слово рыдание как проявление крайней степени отчаяния Бальмонт употребляет 3 раза в сборнике, к слову дьявол обращается 12 раз, грех встречается 12 раз. Действительно, исходя из этих данных мы можем смело говорить о правдивости наших изложенных выше мыслей – поэтический язык Бальмонта тяготеет к крайностям.
Бальмонт прибегает к использованию экзотизмов. Экзотизмы - группа иноязычных заимствований, обозначающих предметы или явления из жизни другого, как правило, заморского народа. В отличие от других варваризмов, из-за своей стойкой этнической ассоциации экзотизмы, за редким исключением, усваиваются не до конца и обычно так и остаются на периферии словарного запаса языка. Очень много мотивов и ссылок на культуру и традиции иных народов. А из этого логично употребление слов, которые могут восприниматься как экзотизмы: Гаома, Веретрагна, Тистрия, Агурамазда, Ашаван, Агура, Датар, Маздао из стихотворения «Из Зенд-Авесты». В сборнике имеются ссылки на Коран, Упанишады.
В стихотворении «Исландия» так же употребляются слова, для русского читателя не примелькавшиеся: Снорри, Сигурды, Тормодды, Гуннары. Даже сейчас, эти слова экзотизмами и воспринимаются. Но это легко объяснить. Какими же ещё словами мог пользоваться поэт, когда писал о чужой культуре, мифологии, если, не используя имён героев эпоса?
Сборник «Будем как Солнце», опубликованный в 1902 году, явился попыткой построения космогонической картины мира, в центре которой находится верховное божество, Солнце, которое стало одним из центральных, опорных. Становясь словно первобытным человеком, язычником, Бальмонт пишет гимны стихиям, природным силам, звездам, Луне и т. д. Одна из основных жизненных стихий для Бальмонта - Огонь. Слово солнце Константин Бальмонт употребляет 54 раза за сборник – действительно – центральное божество, вокруг которого и построен целый сборник стихотворений. Слово луна - 47 раз, звезда - 31 раза – можно смело говорить о пантеистической картине, которая выражается в подборе лексики.
Языку Бальмонта характерны слова, которые должны охарактеризовать полноту ощущений жизни: «пышно я горю, так радостно-тревожно».
Пантеизм Константина Бальмонта связан с почитанием гения Перси Шелли. Он ограничивается несколькими излюбленными мотивами – солнца, луны, ветра, к которым поэт обращается беспрестанно однозначен: то или иное явление природы призвано символически обозначать душевное состояние поэта. Стихийные силы природы неизменно присутствуют в поэзии Бальмонта как образы той полноты ощущения и переживания жизни, которой он не находит в человеческом обществе:

Пышно я горю, так радостно-тревожно,
В воздушных облаках так пламенно сквозя,
Что быть прекрасней – невозможно,
И быть блаженнее – нельзя.

Поэт чувствует свое родство со стихиями: солнце, луна, тучи, ветер, вода, огонь, воздух – вот та среда, в которой по-настоящему живет вольная и мятежная душа поэта. Ветер ему – «вечный брат», океан – его «древний прародитель»; обращаясь к огню, он восклицает: «Вездесущий огонь, я такой же, как ты!».
Слово ветер Константин Бальмонт употребляет 49 раз:

Как дыханье ветров

Вольный ветер, ветер, ветер,

Там нет ветров свирепо дышащих

Океан встречается 6 раз:

Но ты проникнешь в Океан

Вздымает безграничность океанов

Как уже писалось выше, язык Бальмонта тяготеет к крайностям, к чему-то безграничному, стихийному. В его поэзии бессознательное преобладает над сознательным, и именно этим можно объяснить обращение поэта к стихиям. Они вольны, неуловимы, вечны. Недаром же поэт в одном из своих стихотворений называет себя не иначе как «стихийный гений».
Язык Константина Бальмонта в сборнике «Будем как Солнце» абстрактен. Его многочисленные «стихийные гимны» абстрактны и риторичны, в них ему изменяло главное его оружие – «певучая сила». Пантеистические и космологические мотивы растворены в лирике Бальмонта – и в этих случаях ему подчас сопутствовали значительные творческие удачи. Когда же он разрабатывал подобные темы специально, то, как правило, впадал в громкую, но сухую декламацию.
Но Бальмонт – поклонник Шарля Бодлера и приверженец теории Фридриха Ницше о сверхчеловеке. Отсюда – определённая лексика:

Сверхчеловек среди людей

Безмолвные они «сверхчеловеки»

Имя Фридриха Ницше – весьма влиятельно для Бальмонта, его идеи оказали на поэта большое влияние. Именно призыв Ницше к переоценке ценностей лежал в основе трансформации, которую пережил Бальмонт на рубеже нового века, отказавшись от минорной окраски, наполнившей его ранние книги в пользу нового мировоззрения, приобретавшего в значительной степени гедонистический и волюнтаристский характер.
Поклонение стихиям было связано у Бальмонта с культом красоты, безразличием к этическим ценностям, равнодушием к социальным проблемам и попыткой возвысить безусловную свободу демонической, все преступающей личности:

Среди других обманчивых утех
Есть у меня заветная утеха:
Забыть, что значит плач, что значит смех, -
Будить в горах грохочущее эхо
И в бурю созерцать, под гром и вой,
Величие пустыни мировой.

В лирике Бальмонта запечатлены наиболее текучие, бесплотные, подвижные стихии - света, воздуха. Причем поэт стремился передать прежде всего слитное, совокупное ощущение светя, запаха, звука: в его стихах солнце пахнет травами, светит звонами, сам поэт сладко плачет и дышит луной. Природа, таким образом, изображается не столько в ее конкретной зримости, сколько как стихия вне места и времени, пребывающая в абсолютной чистоте и вечности. Внимание поэта привлекали не явления природы, а ее изначальные и неизменные свойства. Предмет его лирического изложения не ветер в поле или ночной осенний ветер, а ветер вообще, ветрянность во всех ее проявлениях, не ручей или море, а вода, дрожащая и в капле росы, и в океане, и вмещающая «бесконечные лики... и безмерность своей глубины», не дерево или деревья, а древесность.
Бальмонт на разный манер варьирует тему «стихийного гения», которой придавал черты ницшеанского «сверхчеловека», которому «всё позволено», который вне законов человеческого добра и зла, лжи и правды. И, даже если бог встанет на пути «сверхчеловека», то нужно восстать и на бога, пытающегося набросить рабскую узду.
Именно отсюда все дерзкие выкрики Бальмонта типа: «Я ненавижу всех святых», или же:

Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Моё единое отечество –
Моя пустынная душа.

Всё равно мне, человек плох или хорош,
Всё равно мне, говорит правду иль ложь.
Только б вольно он всегда да сказал на да,
Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.

И эти строки свидетельствуют о том, что поэт намеренно выбирает слова с яркой, насыщенной коннотацией: именно ненавижу, а не не люблю, бегу спеша - это уже не просто бег, это нечто более сильное, более стихийное, экспрессивное, не просто людей – а именно человечество. Для поэтического языка Бальмонта характерна эгоцентрическая глобальность.
В стихотворении «Под ярмом» мы вновь видим подтверждение силе экспрессии бальмонтовских строк: «пламя покаянья» - это не обычное покаяние грешника, это гиперчувствительная эмоциональная исповедь души, совершившей нечто страшное; или же Константин Бальмонт видит мир совсем иначе, его мир не замыкается, допустим, в сводах храма, где проводится исповедь, нет. Это просто крик души, сжигающей себя покаянием – а для Бальмонта это характерно.
Облик лирического героя Бальмонта определяется претензией личности на высшее место в иерархии ценностей. Всеохватность, космизм индивидуалистических дерзаний, жажда всего коснуться, все испытать - постоянные приметы поэтического мышления Бальмонта. Его лирический герой не устает любоваться своей многогранностью, стремится приобщиться к культурам всех времен и народов, принести хвалы всем богам, пройти все дороги и переплыть все моря:

Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,
Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.

«Как испанец»

А всеохватность и космизм достигаются при помощи слов, которые выбирает поэт: первым, везде, на земле и на воде. Слово везде Бальмонт употребляет 7 раз в сборнике, что говорит в пользу высказанной выше мысли. В стихотворении «Медленные строки» – повтор выражений: вершины белых гор, вершины гор. Опять же, выбор слов, которые бы несли в себе возвышение. Слово вершина поэт использует 14 раз в сборнике. Вершина - слово конкретное, но она также играет на абстрактность языка Бальмонта.
Мир поэзии Бальмонта «запредельный» - у него 4 раза встречается это прилагательное: запредельная жизнь, запредельных тронов – эти слова свидетельствуют о бескрайности, вечности.
Лексически, метафорически и эмоционально сильным является сочетание: могильная лавина. С одной стороны, лавина нечто живое, стихийное, огненное, полное жизни. Но она же и несёт в себе разрушительную силу, несущую гибель всему, что ей встретится на пути. И это, как верно заметил Бальмонт, делает её могильной, при всей её кажущейся жизни придаёт символику смерти. Согласно фоносемантическому анализу, слово лавина
имеет красивый, величественный признак. Как удачно выбрал Константин Бальмонт это слово. Слово «могила» употребляется 6 раз – опять-таки – тяготение к крайностям – ведь дальше могилы для телесной оболочки нет ничего.
В сборнике стихотворений «Только любовь» слово безглагольность встречается 2 раза. Если мы обратимся к фоносемантическому анализу, то увидим что это слово обладает ярким признаком.
В стихах поэта преобладают черты импрессионизма: способность передать мгновение, утверждение мимолетности жизни, изменчивость настроений. Все эти черты и мотивы мы можем проследить в данном строках:

В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.

В этом стихотворении используется анафора – во втором четверостишии используется местоимение я - я ведь только, я ведь только, я зову. В первом четверостишии во второй и третьей строках повторяется слово мимолетность, а во втором четверостишии во второй и третьей строках – фраза: я ведь только облачко. В стихотворении используются вопросительные и восклицательные предложения и психологическая пауза – умолчание, причем все эти приемы находятся во втором четверостишии. Также используются метафоры: «облачко, полное огня» и эпитеты: «изменчивый радужной игры». Все перечисленные приемы придают стихотворению особую музыкальность, легкость. Стихотворение «Я не знаю мудрости» не столько передает мысли и чувства автора, сколько пробуждает в читателе его собственные. Но оно обращено не ко всем, не к читателю-потребителю, а читателю – творцу, соавтору, мечтателю, который сможет продолжить то, что недосказал автор, например, продолжить
фразу «Я зову мечтателей». Это очень удачный ход со стороны поэта.

Синтаксис

Проведя исследование на фонетическом и лексическом уровне, обратимся к синтаксической организации стихотворений Константина Бальмонта. Именно в стихотворениях нам отчетливо даны именно те членения, общий темп и система акцентов, которые хотел придать своей речи автор. Стихотворение воссоздает само движение живого авторского голоса с той верностью, которая недоступна художественной прозе. Мы воспринимаем стихи в общем и целом, именно так, как он их представлял себе сам. Бальмонт отдавал предпочтение однообразным синтаксическим конструкциям, и часто прибегает к анафоре.
Бальмонт использует приём лексической анафоры:

Полгода - холод беспощадный,
Полгода - дождь и душный зной

Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.

Полночь и свет знают свой час.
Полночь и свет радуют нас.
В сердце моем - призрачный свет.
В сердце моем - полночи нет.

Что дышит жизнь в немом затоне,
Что есть бессмертная любовь.

Ты манишь сладко-исключительно,
Ты обещаешь навсегда.

Морфемной анафоры:

Необозримая равнина,
Неумолимая земля

Отзвуки невольные,
Отсветы лучей

И полумертвые руины
Полузабытых городов

Синтаксической анафоры:

За то, что я родился безобразным,
За то, что я зловещий скорпион.

То мои несмелые,
То воздушно-белые,

О, если б ты была речной волною,
О, если б я был первой вспышкой дня!

Я буду ждать тебя мучительно,
Я буду ждать тебя года,

Нежней, чем серебряный звон,-
Нежнее, чем ландыш душистый,

О, волна, подожди! Я уйду за тобой!
О, волна, подожди! Но отхлынул прибой.

В стихотворении «Медленные строки» мы видим подтверждение тому, что Бальмонт любил использовать одинаковые синтаксические конструкции, синтаксический параллелизм в рамках даже одного стихотворения:

Чем выше над землей,
Тем легче хлопья снега

Такого рода синтаксические приёмы придавали поэтическому языку Константина Бальмонта плавность, тягучесть, мелодичность.

Вывод можно сделать следующий:поэт использовал лексические, фонетические и синтаксические богатства русского языка. Константин Бальмонт экспериментировал, создавал неологизмы, которые имели абстрактный характер: безбольный, сверхземной, немолчный, благостыня, безглагольность и т.д. Все неологизмы Бальмонта имеют отвлечённый характер, а это исходит из тематики стихотворений: «Избранный», «Голос Дьявола», «Я не знаю мудрости» - т.е. сами темы абстрактны и из этого выходит и выбор лексики.
Для Бальмонта характерно частое употребление названий стихий: ветра, солнца, огня, луны и пр. Такое внимание к стихиям исходит из пантеистических настроений поэта, он поклоняется стихиям, слагает им гимны, любит сравнивать себя ними («ветер, я такой же, как и ты»). Пантеизм Бальмонта скорее вторичен, чем оригинален, он вышел из почитания гения Перси Шелли, но так как мы исследовали особенности поэтического языка Бальмонта, мы не могли не отметить, что к «стихийным» словам он обращается весьма часто. Поклонение стихиям также было связано у Бальмонта с культом красоты, безразличием к этическим ценностям, равнодушием к социальным проблемам и попыткой возвысить безусловную свободу демонической, все преступающей личности. Природа, таким образом, изображается не столько в ее конкретной зримости, сколько как стихия вне места и времени, пребывающая в абсолютной чистоте и вечности. Внимание поэта привлекали не явления природы, а ее изначальные и неизменные свойства.
Язык Бальмонта тяготеет к глобальности, масштабности. Нередко поэт употребляет слова типа всё – 156 раз в сборнике «Горящие здания», 248 раз в сборнике «Будем как солнце», 128 раз в книге стихотворений «Только любовь». Эти данные являются свидетельством того, что язык лирики Бальмонта в зрелый период творчества к масштабности неравнодушен.
Язык Бальмонта экспрессивен. Экспрессия достигается за счёт употребления лексики с яркой эмоциональной окрашенностью: ненавижу, горящие, кинжальные, буря, дьявол и т.д. То есть эти слова сами по себе имеют экспрессивную семантику, и придают эмоциональную окрашенность языку лирических текстов.
Бальмонт был приверженцем культа музыкальности стихотворения, а это вытекает из импрессионизма, из почитания «мимолетностей», из любви к туманным и изменчивым настроениям. Это достигалось Константином Бальмонтом с помощью фонетических средств: ассонансов и аллитераций. Иногда поэт злоупотребляет ими, но в целом это придаёт поэтическому языку Константина Бальмонта своеобразность и индивидуальный характер. Константин Бальмонт уделял большое внимание фонетическому облику стихотворений, и весьма преуспел в этом лоне, о чём свидетельствует современный фоносемантический анализ. Что касается фонетики, то Константин Бальмонт сам занимался исследованием русского языка. Таким образом, можно сказать, что поэт использовал свои теоретические данные на практике. Как приверженец импрессионистической поэтики, Бальмонт использовал фонетические средства как попытку воздействовать музыкально на подсознательное. Поэт внес серьезный вклад в техническое совершенствование русского стиха. Об этом он и сам писал:

Я – изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи

В ходе работы мы выяснили, что поэт по праву писал эти слова о своей персоне, так как до него в русской поэзии фонетике никто не уделял ещё столько внимания музыкальности стихотворений.
Бальмонт прибегает к использованию экзотизмов - Агурамазда, Ашаван, Агура, Датар и др. Это объясняется тем, что Бальмонт прибегает к мифологии и истории других стран.
Имя Фридриха Ницше – весьма влиятельно для Бальмонта, его идеи оказали на поэта большое влияние. Именно призыв Ницше к переоценке ценностей. Отсюда вытекает употребление лексики, которая предполагает превосходство. Константин Бальмонт в то время разделял теорию Фридриха Ницше о сверхчеловеке: «хочу быть первым», «сверхчеловек среди людей», «предо мною другие поэты – предтечи» и т.д.
Бальмонт также пытается употреблять слова с инфернальной окрашенностью – а это вытекает из поклонения перед Шарлем Бодлером: дьявол, колдунья.
Языку Бальмонта характерно употребление антитез, гипербол. Часто поэт ставит в синонимический ряд слова, которые имеют антонимические отношения.
В синтаксической структуре Бальмонт отдаёт предпочтение однообразным синтаксических конструкций, использует словесные и лексические повторы.
Также Константин Бальмонт любит использовать анафору, лексическую, синтаксическую, морфемную.
В целом можно сказать, что язык Константина Бальмонта отличается яркой индивидуальностью.
Поэтический язык Константина Бальмонта обладает разносторонней красотой, что и объясняет большую популярность поэта в зрелый период творчества.

Рецензии

Люблю аналитические труды, а женские – просто обожаю.

Однако, справедливости ради скажу, что половину озвученных Дмитрием Сухаревым "шероховатостей", подметил и я. Но...
Вы, наверное, не знаете, молодое и милое создание, что Дмитрий, во-первых, – женоненависник, и ничего милого в противоположном поле ему видеть не дано, равно как и делать молодости некоторые поблажки.

Во-вторых, Вы, как умная девушка, должны понять, что Дмитрий злится не столько на Ваш ум, сколько мстит всем и вся за длительное отсутствие оного у себя. Вот его слова:

«Да зачем же мне учить английский?
В Екатеринбурге, в котором я живу и уезжать из которого уже вряд ли придётся, на этом языке говорят мало.
Скажу Вам больше - я и на русском-то мало с кем разговариваю.
Да и знаю язык слабо. Я плохо учился в школе по многим предметам.
Русский - не просто не любил. Ненавидел.
Я и сейчас его не очень... ну, пусть - люблю.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

«Я - изысканность русской медлительной речи…» Константин Бальмонт

Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей.

Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая -
Все пойму, все возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я - изысканный стих.

Анализ стихотворения Бальмонта «Я - изысканность русской медлительной речи…»

Начало 20 века ознаменовалось весьма странной тенденцией в русской литературе, которую можно условно назвать позерством. Многие известные и начинающие поэты считали себя гениями, открыто заявляя об этом в своих произведениях. Не избежал этой участи и Константин Бальмонт, который в 1903 году опубликовал стихотворение «Я – изысканность русской медлительной речи».

К этому моменту Бальмонт, считавший себя символистом, последовал примеру и , начав эксперименты со слогом и стилем. В итоге он убедил сам себя, что достиг определенных успехов на этом поприще, вычленив некий особый слог, отличающийся напевностью и мелодичностью. В подобном ключе было создано несколько стихотворений, и очень скоро Константин Бальмонт пришел к выводу, что открыл в мире литературы новую стезю. Именно по этой причине автор открыто утверждает: «Предо мною другие поэты – предтечи». Он считает, что изобрел нечто такое, что ранее никому и в голову не приходило, хвастаясь тем, что подарил миру «перепевные, нежные, гневные звоны».

Себя Бальмонт сравнивает с громом и звенящим ручьем, подчеркивая при этом, что его заслуги в подобном открытии нет. Поэт осознает, что за его творческими экспериментами стоят вековые традиции русской литературы , которые и натолкнули его на подобные открытия. Поэтому он признается: «Я – для всех и ничей». В этой фразе автора подчеркивает, что его эксперименты являются достоянием общественности, и ими могут пользоваться все, кто пожелает. Но при этом Бальмонт отмечает, все равно будет возвышаться над толпой, которая не утруждает себя литературными поисками и принимает лишь готовый результат.

Впрочем, и сам поэт не отрицает того, что его собратья по перу, жившие в прошлых веках, хорошенько потрудились для того, чтобы теперь он мог позволить себе создавать стихи в особой, напевной манере. Фактически, Бальмонт признается в плагиате, заявляя: «Все пойму, все возьму, у других отнимая». Однако в данном случае речь идет не о заимствовании чьих-то идей, а об умении проанализировать ту информацию, которая, по мнению поэта, лежит на поверхности. К тому же Бальмонт признается, что без вдохновения, которое он черпает в красоте окружающей природы, восхищаясь, как блестят вокруг «самоцветные камни земли самобытной», ему бы никогда не создать «вечно юный, как сое» изысканный стих, наполненный мелодичностью и волшебством.